Мой новый возраст делится на три —
Таблица умноженья выручает!
Никто не знает, что у нас внутри,
Но медицина это изучает.
Изучит — и узнает пациент,
Что жить ему не следовало вовсе,
Что из лекарств поможет лишь абсент —
Пока не absent, но уже готовься.
Мой новый возраст делится на шесть.
Мой старый паспорт мне порою снится.
Не спутать бы, что было — и что есть,
И мёртвой хваткой не сгубить синицу.
А душу всё терзают журавли,
Что по небу — с немытыми ногами…
Сидеть с друзьями, даже на мели,
Приятней, чем чаи гонять с врагами.
Мой новый возраст делится со мной
Познанием, что надобно делиться,
Но жизнь делить на то, что за спиной,
И то, чего боишься, — не годится.
Глаза страшат, а руки ворошат —
Прорвёмся! Пусть тропинка будет зыбкой,
Пускай с трудом даётся каждый шаг —
Я с миром поделюсь своей улыбкой!
Что ты, Москва,
Не весела?
Дышишь едва —
Плохи дела?
Гробят, громят
Город Москву,
Рубят подряд
Всё наяву.
Гадит вулкан,
Лава речей
Гонит в капкан
Нас, москвичей.
«Двор без машин» —
Дом без жильцов?
Мэр без души,
Страха кольцо.
Старый сюжет —
Толку рыдать,
Тошно уже —
Не передать.
Мёртвый газон,
Мерный бордюр.
Верный резон
Для авантюр,
Вечный сезон
Громких афер,
Старый трезвон
На новый манер.
Дыбом бетон,
Строем дома,
Кто на поклон —
А кто в закрома.
Время невежд,
Бремя тревог.
Наших надежд
Мартиролог.
А на раёне нам нароют — да на срок,
В раю закроют, в рай зароют — в рот песок,
А мы ж как мышь живём на нашем этаже —
Он тоже Ж, но тут не там — не эта Ж!
А мы, рваньё, рванём рубаху на груди,
А мы наврём им, будто нас тут пруд пруди,
Мы по наводочке под водочку — да в ад:
В аду дела идут давным-давно на лад.
Чертей — до чёртиков, да чёрт тут разберёт,
Куда народ девать, к чертям, — народ-то прёт!
А нас навалом — нам на волю бы свалить —
А там решим, как на раёне дальше жить!
Да много ль надо ли поэтке?
Две похвалы да три конфетки,
Четыре воробья на ветке,
На даче летом чай в беседке,
Оксюморон и каламбур —
Да добрый критика прищур…
Пусть птицы запоют
Деревья пусть растут
И не врастает землескрёб
В Строгинской пойме тут…
Когда нахально и незванно
Растёт и ширится «оно»
На бой с врагом идёт планета Анна
И не сдаётся дорогое Строгино
И не склоняется, не гнётся Строгино!
Лишь только пробил час
«Никто ведь кроме нас!»
И Анна словом озорным
Шмальнёт не в бровь, а в глаз
Когда нахально и незванно
В наш дом заходит омикрон
На бой с врагом идёт планета Анна
И не сдаётся дорогое Строгино
И не склоняется родное Строгино!
Так, собственно, к чему я это начал…
Спросить хотел, куда так долго едем
И не быстрее ль было бы пешком.
Но тут в салон ввалились контролёры —
И, лёжа мордой в пол, мы поругались —
Кто первый — компостировать мозги.
Жилые кварталы живых городов —
Они не оценят безумных трудов,
Они не увидят, они не прочтут,
Они по течению плыть предпочтут,
И нам не сломать их враждебный настрой —
Природу вражды прививает застрой,
Им нужен комфорт, им на всё наплевать…
А жить-то и некогда — лишь выживать…
Бог Троицу любит, Бог Троицу любит,
А я повторяю, я всё повторяю:
Он Троицк не любит, он Троицк погубит!
Кто «он» — я не очень себе представляю,
Но чудище подло хватаяй и лаяй,
Голодные челюсти чавкают громко,
Ни ёлок, ни палок — ухмылочка злая…
Эх, вовремя нам отойти бы в сторонку —
Не видеть, не знать — и не чувствовать боли,
Не выть, не метаться, к рассудку взывая,
Не мстить, не мешать им доигрывать роли…
А ёлка заплакала… Ёлка… живая…
